Поиск по этому блогу

Хуако Ф.Н. Проблема авторства... (ГЛАВА II)

ХУДОЖЕСТВЕННОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ПРОЗЫ ХАЗРЕТА АШИНОВА И ЖАНРОВЫЕ ОСОБЕННОСТИ ЕГО ЛИРИЧЕСКОЙ ПОВЕСТИ
Благодаря работам писателей, стоявших у истоков возникновения лирической прозы, в конце 50-х -- начале 60-х годов нашего столетия в литературе заметно усилились автобиографические и лирико-исповедальные мотивы. В произведениях рассматриваемого периода авторы все активнее вмешиваются в повествование, их отношение к изображаемому принимает формы лирического откровения и исповеди, поэтического раздумья. Возрастает экспрессия авторской речи, взволнованность ее интонаций, лирический стиль становится на какое-то время общей приметой литературы.
Очевидно, что писатели, пришедшие на смену прозаикам 40-х и послевоенных лет, привнесли в литературу сильную свежую струю, одновременно вобрав в себя писательский опыт предыдущих авторов. Один из представителей этого поколения адыгских писателей -- Хазрет Ашинов, пришедший в литературу в 50-е годы и заявивший о себе всесоюзному читателю выходом в свет книг «Сердечный перекресток» и «Деревья на ветру».
Творчество Х. Ашинова вызвало большой резонанс в критике. Исследованием его произведений занимались такие литературоведы, как Х.Тлепцерше, К. Шаззо, Ш. Ергук, Т. Чамоков, Е. Шибинская, В. Еремин, С. Кондратенко и другие. Большинство критиков подчеркивает такую черту прозы писателя –– «лирический психологизм» (Шибинская Е. Хазрет Ашинов // УЗ АНИИ. -- Майкоп, 1968. -- С. 154). К. Шаззо отмечает, что «Х. Ашинов возродил в послевоенной адыгской прозе традиции лиричекого рассказа, активно проявлявшиеся еще до войны в произведениях А.Хаткова («Жертва денег»), И. Цея («Одинокий»), А.Евтыха («Мой старший брат»). Притом Х. Ашинов сумел в жанре лирического рассказа, небольшой повести поднять значительные проблемы национальной жизни и психологии» (Шаззо К. Современная адыгейская новелла // Сб. статей по адыгейской литературе и фольклору.- Майкоп, АНИИ, 1975. -- С. 79). Критик подчеркивает влияние прозы Х. Ашинова и на творчество писателей более молодого поколения: «...сплав в его произведениях лирических начал с иными жанрово-стилистическими структурами оказал заметное влияние на опыт молодого прозаика П.Кошубаева, создавшего несколько интересных произведений лирического плана, на сатирические рассказы С. Панеша, в яркой характеристике пороков современного человека открывшего немало интересных нравственных и психологических типов» (Там же. -- С. 79-80).
Х. Тлепцерше отмечает новизну произведений Х. Ашинова и наличие в них сильного исповедального начала: «Особенности новых жанровых формирований и художественно-стилевых средств наглядно проявились в повестях Х. Ашинова. Лирические повести принесли писателю известность и признание. Исповедь становящейся личности, мягкая, задушевная интонация, лаконичный, не усложненный чрезмерной метафоричностью язык, окрашенность повествования добрым юмором вызвали к его прозе читательское внимание» (Тлепцерше Х. На пути к зрелости. -- Краснодар, 1991.- С. 112-113).
А вот как оценивает творчество писателя русский критик В. Еремин: «Круг тем, волнующих Х. Ашинова-рассказчика, очертить несложно: место человека в жизни, верность мечте, истинная и мнимая ценность слова и дела, пробуждение первого чувства. И в каждой из них писатель всегда остается мягким лириком; бережно прикасается к жизненному материалу, к человеческим чувствам» (Еремин В. Дар вестника // Лит. Россия.- 1974. -- 29 марта). Близость автора к читателю в рассказах и повестях Х. Ашинова подчеркивает и Т. Чамоков: «Рассказ от первого лица становится излюбленным приемом писателя, лирическая интонация короткой новеллы заметно сокращает расстояние между рассказчиком и читателем» (Чамоков Т. Слово верное, задушевное // Дон.- 1977.- N 9.- С. 166).
Критики сходятся также в определении героя рассказов Х. Ашинова. Это -- молодой человек, обычно только начинающий жить взрослой, самостоятельной жизнью, простой парень, ничем особым не отличающийся от своих сверстников. Процесс познания им жизни, ее противоборствующих начал представлен в произведениях Х. Ашинова со всей его остротой и определенностью. Мы видим героя в момент развития в нем личности и наблюдаем становление его характера, а то и его перелома под влиянием обстоятельств, причем, обстоятельств не исключительных, а самых что ни на есть обыденных.
Вот как предстают герои Х. Ашинова с точки зрения Т. Чамокова: «Это люди самых разных профессий (от колхозного чабана -- до ученого), но их объединяет то, что они люди современные в полном смысле этого слова: они не боятся показаться смешными, у них развито чувство самоиронии -- явный признак их гражданской зрелости. Доброе, человеческое начало является в своем обновленном и в то же время поэтичнейшем виде» (Там же).
Однако критики и литературоведы отмечают недостаточность эпичности и некоторый избыток лиризма в повестях Х. Ашинова. Так, К. Шаззо пишет о произведениях писателя: «Они проблемны, проникнуты духом познания истины, но в них лирический голос героя начинает довлеть над эпически развернутым материалом» (Шаззо К. Адыгейская советская литература на современном этапе // Вопросы истории адыгейской советской литературы. -- В 2-х кн. -- кн.2.- Майкоп, 1979.- С. 151). И Х.Тлепцерше подчеркивает: «В ранних повестях Х. Ашинова, за исключением, может быть, «И зимою гром гремит» да «Вечера сватовства», социальное начало оставалось несколько приглушенным, заслоненным миром интимных переживаний героев» (Тлепцерше Х. На пути к зрелости. -- Краснодар, 1991. -- С. 91-92). С. Кондратенко пишет: «Читая рассказ за рассказом, хочется в ином увидеть более глубокие авторские раздумья о жизни, познакомиться с героем, находящемся на гребне волны общественной жизни. Порой любование незаметными и скромными людьми заводит его в бухту сентиментализма» (Кондратенко С. О людях родного аула // Адыг. правда. -- 1966. -- 13 марта). Однако Т. Чамоков отмечает обратное: «В своих повестях Х. Ашинов в последние годы затрагивает значительные нравственные и философские вопросы национального бытия; в них лирический план несколько отодвинут, вперед выходит объективная манера повествования, эпическое воспроизведение жизни» (Чамоков Т. Слово верное, задушевное... // Дон. -- 1977. -- N 9. -- С. 168).
Итак, подводя итог сказанному, необходимо подчеркнуть, что не всегда отмечается согласованность мнений критиков в вопроса, касающихся творчества Х. Ашинова, что еще раз доказывает недостаточность исследования и анализа его произведений.
Для лирической прозы Х. Ашинова характерно жанровое многообразие произведений. Однако лиризм в его рассказах появился не сразу. Первые послевоенные рассказы, такие, как «Гостья», «Свадьба», «Лишний», «Зуля борется», «Индюк Хачмафа» и другие наполнены остросюжетностью, конфликтностью, действие развивается стремительно и напряженно. Более поздние рассказы Х. Ашинова, по словам К. Шаззо, «освобождаются от внешней монументальности, приобретая четкие контуры лирических и психологических миниатюр» (Шаззо К. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. -- Тбилиси, 1978. -- С. 129). Появляются такие сборники писателя, как «Калина» (1966), «Искренность» (1970), «Вкусная земля» (1972), «Сочинители песен» (1975). В рассказах, включенных в эти сборники, Х. Ашинов стремится показать внутренний мир человека, исследовать его психологию, предугадать, объяснить, а временами и оправдать или осудить его поступки. В этом плане лирическая проза Х. Ашинова перекликается с повестями А. Евтыха.
В дальнейшем жанровые границы рассказа расширяются до повести, становится более многообразной и тематика прозы писателя. Выходят в свет такие значительные произведения Х. Ашинова, как «И зимою гром гремит», «Камни на дороге», «Калина», «Зафак, чудо-танец», «Последняя неделя августа».
Характерной чертой повестей писателя является наличие в них яркой лирической направленности. Х. Ашинова можно смело считать писателем, в произведениях которого интимные переживания героев занимают едва ли не ведущее место. И благодаря именно этой художественной особенности его творчества, Хазрет Ашинов был и остается признанным мастером лирической прозы в адыгейской национальной литературе.
Одной из особенностей, присущих только творчеству Х. Ашинова, можно считать также и то, насколько мало внимания автор уделяет реально происходящим событиям и фактам, отдавая явное предпочтение внутренней жизни человека, многообразию его нравственных и духовных устремлений. Эти черты лирической прозы Х. Ашинова придают его произведениям тот неповторимый оттенок творческой индивидуальности писателя, который и отличает автора от других писателей, работающих в жанре лирической повести.
Есть на счету писателя и произведения с ярко выраженными романными чертами. Это и «Всадник переходит бурную реку», и «Аштрам».
Далее мы более подробно остановимся на тех повестях Х. Ашинова, в которых, на наш взгляд, наиболее ярко проявляется лирическое «я» писателя и предпринимается попытка анализа идейных и духовных исканий личности. Речь идет о таких повестях писателя, как «Деревья на ветру» и «Последняя неделя августа».
«Деревья на ветру» -- короткая, но удивительно лаконичная повесть, вместившая в себя целый ряд проблем и актуальных вопросов. Центральная проблема повести -- это вечный для адыгов вопрос о праве женщины на собственное мнение и на самостоятельность в поступках и суждениях. Главный герой повести, Хапач Гучемуков, был потрясен и озадачен тем, как смело и безжалостно его молодая жена разоблачила на собрании соседа-жулика Бачира. Хапач счел этот поступок проявлением неуважения по отношению к старикам аула и пренебрежением обычаями предков. Супруги расстались, и вот тут-то начались духовные метания героя. На чашах весов оказались привитые с детства убеждения, религиозные догмы и любовь героя к жене. Тем более, впоследствии события подтвердили, что она права в оценке порядочности Бачира -- он действительно оказался подлецом: «Хапач постоянно думал о случившемся. Со временем он не мог уже с уверенностью сказать, что поступил правильно» (Ашинов Х. Деревья на ветру. -- М., 1966. -- С. 341). И вот, когда через три года Тижин приезжает с самодеятельным театром в аул, Хапач делает шаг ей навстречу. Бачир за свою подлость оказывается избитым.
Характерно то, что вопрос о месте женщины в обществе, вопрос, столь присущий северокавказской прозе, Х. Ашинов поднимает во многих своих произведениях, и особенно четко он встает в его повести «Всадник переходит бурную реку». Очевидно, эта проблема волновала писателя, и он пытался по мере сил найти ее разрешение.
Для повести «Деревья на ветру» характерен символический образ, введенный автором в повествование для придания ему еще большей поэтичности и, в то же время, убедительности. Деревья на ветру, вынесенные автором в название повести, и являются этим символом. Они сопровождают героя в течение всего повествования и отражают его настроение и мысли, разочарования и надежды. Так, в начале повести, когда герой близок к отчаянию, описание деревьев соответствует его настроению: «Вот и сейчас в томительном ожидании напряглись его нервы, обостренный слух улавливает скрип покачиваемых ветром деревьев» (Там же. -- С. 337).
Воспоминания Хапача о тех счастливых днях, которые он провел со своей женой, также связаны с деревьями: «Почему-то особенно она любила ухаживать за деревьями...» (Там же. -- С. 340). Надежда Хапача на примирение с женой тоже не обошлась без этих символичных для него растений -- пьеса, в которой играла Тижин, называлась «Деревья на ветру». И, наконец, Хапач узнал о подлости своего мнимого друга, Бачира, и ему «показалось, что темные подвижные силуэты деревьев идут на него». Ударив Бачира, он заметил, что «...удивленный ветер будто стал слабее, деревья качали верхушками...» (Там же. -- С. 343).
В повести «Деревья на ветру» Х. Ашинов остался верен своей традиции -- продолжению исследования внутреннего мира человека.
Эти же вопросы, касающиеся анализа человеческой психологии, но уже в иных исторических условиях, Х. Ашинов ставит в лирической повести «Последняя неделя августа» (1970). Это произведение писателя во многом перекликается с повестями основоположника адыгской лирической прозы А. Евтыха «Мой старший брат» и «След человека», что наглядно доказывается построением сюжета повести Х. Ашинова: повествование, как и в повести «Мой старший брат», ведется от лица мальчика-подростка, однако весь рассказ в целом -- это воспоминания взрослого человека, восстанавливающего в памяти эпизоды своего детства. Х. Ашинов со всей тщательностью и достоверностью раскрывает внутренний мир маленького героя. К размышлениям о прошлом Заура -- опытного учителя, подтолкнула неожиданная встреча с человеком, который запомнился ему на всю жизнь: «Последний раз мы встречались лет двадцать пять назад, но мне кажется -- не видел бы я его еще столько же, все равно узнал бы сразу» (Ашинов Х. Последняя неделя августа // Водяной орех. -- М., 1970. -- С. 397). Заур вспоминает, каким уважаемым и солидным был этот человек в далеком прошлом, сравнивает его с тем, кого он видит сейчас. Несколькими короткими фразами автор интригует и заостряет внимание читателя на этом человеке, дает понять, что у Заура с этим стариком очень многое связано. И вот неумолимая память начинает раскручивать эпизоды далекого детства Заура один за другим, хотя явно, что эти воспоминания ему тяжелы: «Видно, все пережитое человеком всегда незримо следует за ним. Вот и мое прошлое, мое детство, зашевелилось сейчас во мне , требуя, повелевая, чтобы я мысленно вернулся к нему» (Там же. -- С. 399).
Заур рассказывает о своей любви к этому человеку -- Хаджимету, которого он считал своим отцом. Его родной отец, учитель, честный и порядочный труженик, погиб в тридцатые годы, и на его друга, Хаджимета, мальчик перенес всю свою любовь и уважение. Заур буквально боготворил Хаджимета, восхищался его внешностью, поведением, его манерой держать себя, а главное, его уверенными словами о том, что именно им, сегодняшним ученикам, суждено построить коммунизм. Мальчик беззаветно верил своему учителю и приходил в восторг от его слов. Отсюда становятся ясными те разочарования и обида, которые Заур испытал, когда его кумир, человек, которого он в своем воображении вознес на пъедестал, не только отказался служить в армии и защищать Родину, но и пошел на службу к немцам. Он оказался не только трусом, но, что еще хуже, подлецом. Мальчик очень тяжело пережил это крушение и со всей силой своей прежней любви и поклонения возненавидел Хаджимета. Он от всей души старался вредить врагу и помогать партизанам. Заур написал проклинающие немцев листовки и расклеил их по аулу. Но он не догадался изменить почерк, и Хаджимет незамедлительно выдал его карателям. Мало того, он сам взялся пытать своего бывшего ученика. Предатель избил мальчика до полусмерти, вымещая на нем всю свою ненависть к советской власти: «...он стал пинать меня сапогом и уже не говорил, а шипел: «Вот теперь можешь строить свой коммунизм!» Казалось, что слова эти, некогда произносившиеся им совсем иначе, теперь все сильнее распаляют его ярость» (Там же. -- С. 435).
Но мальчик выжил, война закончилась, а Хаджимет был осужден и отправлен в «места не столь отдаленные». Вина его тем тяжелее, что этот человек был наделен огромной властью -- он учил детей, имея возможность сделать их такими, какими было угодно ему самому. К счастью, он не воспользовался этой властью над умами и сердцами своих учеников, и они, судя по Зауру, выросли честными людьми, хотя очевидно и то, что решающее влияние на воспитание Заура оказала мать, ее рассказы об отце. Примечательно, что в детстве, зная о профессии отца и уважая ее, Заур не стремился стать учителем, а решение это созрело и укрепилось в нем после того, как его предал и избил Хаджимет: «Я тогда сразу сказал себе, что, если останусь невредим, буду учителем, посвящу себя тому, чтобы выпускать в жизнь образованных людей и настоящих коммунистов» (Там же. -- С. 437).
Вообще, тема предательства была широко распространена в советской литературе послевоенных, да и последующих лет. Вопросы, касающиеся психологической обусловленности предательства и его нравственной подоплеки, ставили в своих произведениях и адыгские писатели. Эта линия хорошо прослеживается и в повести А. Евтыха «След человека».
Что толкает человека к предательству? Почему он идет на это, заведомо зная, что будет осужден людьми на вечное проклятие? Подобные вопросы задает себе и Заур: «...как он все же решил вступить на путь низкого предательства, перекинуться к фашистам? Из трусости? Из склонности к преступлению? Или просто по своей антисоветской сущности?» (Там же.- С. 439). Природа предательства многогранна, как многогранен человек. Каждый отдельный проступок имеет свою предпосылку: кто-то, боясь за свою жизнь, просто струсил и затаился, переждав смутные времена по принципу «Моя хата с краю...»; кто-то, также заботясь о личном благополучии, переметнулся к врагу, считая, что новая власть надолго и надо устраиваться при ней; а кто-то оказался «принципиальным» человеком, он просто долгие годы ненавидел советскую власть и теперь, с приходом немцев, показал всю свою сущность, радуясь грядущим переменам, изменению идеологии и восстановлению классовой «справедливости».
А Хаджимета можно скорее отнести к последней, «идеологизированной» группе предателей. Но он дорого поплатился за свои «принципы» и за свои злодеяния: «Остался он на белом свете один-одинешенек. Когда улепетывал с немцами, взял с собой жену и дочь, но обе погибли при бомбежке» (Там же.- С. 438). Есть еще одна вещь, которая мучила бы любого мало-мальски порядочного человека, как она мучает героя повести А. Евтыха «След человека» Рамазана -- это утрата уважения людей, вещь, которую раз потеряв, восстановить бывает очень трудно, а чаще всего невозможно. Но похоже, что Хаджимет не только ни в чем не раскаивается, но и пытается обвинить других: «Сколько ни делай им добра, все забывают, а вот если хоть раз допустил несправедливость, будут помнить» (Там же.- С. 438). Однако он не уточняет, в чем же заключалась эта «несправедливость», хотя это очень важно -- чтобы судить и прощать человека, необходимо точно определить долю его вины и последствия его проступка. Гуманность в том и заключается, что для блага общества и человека виновный должен быть наказан по заслугам. Ведь зло порождает зло, и добро никогда не восторжествует там, где преступление оказалось прощенным. Хаджимет не желает понять того, что эта, как он сам снисходительно называет свое предательство, «несправедливость» повлекла за собой несчастья целого аула, нанесла глубокие физические и душевные травмы людям. Автор не желает оправдывать Хаджимета, хотя один из героев, Понежуков Казбек, приводит в его защиту веский аргумент -- народную мудрость, гласящую «Лошадь о четырех ногах, и та спотыкается», забывая о другой адыгейской пословице «Сделав худо, не жди добра».
Критика высоко оценила это произведение Х.Ашинова. Х.Тлепцерше пишет: «Х.Ашинов психологически мотивирует эволюцию идейного и нравственного возмужания героя, процесс движения благородной в своем первородстве детской души. И контрастно -- деградацию его бывшего учителя» (Тлепцерше Х. На пути к зрелости. -- Краснодар, 1991. -- С. 105). И далее: «Принципиальная новизна повести Х.Ашинова -- в непосредственном столкновении героя с врагами, испытание на прочность в сложных жизненных ситуациях» (Там же. -- С. 108). К.Шаззо отмечает: «Исповедь -- материальный центр в повести Х.Ашинова «Последняя неделя августа», но здесь она открывает сложные «пружины» человеческой психики, механизм связи былого с настоящим» (Шаззо К. Новые рубежи // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. -- Майкоп, 1988. -- С. 12).
Постепенно тематика повестей и рассказов Х.Ашинова расширяется, и вот талантливый писатель приходит к вечной теме в литературе и искусстве -- к теме любви. Она так или иначе затрагивается в большинстве произведений Х.Ашинова, но наиболее ярко эта эмоциональная линия прослеживается в таких повестях Х.Ашинова, как «Бусинка», «Калина», «Всадник переходит бурную реку», «Водяной орех» и других. Одна из них, «Бусинка», даже имеет соответствующий жанровый подзаголовок -- «Рассказ о первой любви».
Главный герой повести, Ерстем Мараоков, под влиянием воспоминаний детства, навеянных картинами родной природы, начинает рассказывать другу о своем детстве, о юности, о зародившейся в те годы первой любви -- светлой и чистой, но не принесшей героям счастья: они не сумели остаться вместе, однако свое чувство пронесли через всю жизнь. Повесть построена таким образом, что один эпизод из жизни Ерстема сменяет другой, и читатель вместе с героем проходит все этапы зарождения и укрепления первого чувства: вот Ерстем впервые обращает внимание на ровесницу Зузу; вот они вместе играют, Ерстем ранит ногу и Зуза оказывает ему первую помощь; а вот в походе за земляникой Зуза выбирает Ерстема себе в попутчики... Мальчик пытается проанализировать свои чувства, когда отдает Зузе всю землянику: «Почему -- я сам не знал. Просто я старался доставить Зузе приятное» (Ашинов Х. Бусинка // Деревья на ветру. -- М., 1966. -- С. 117). И так, шаг за шагом, на страницах повести разворачивается история любви двух аульских ребятишек. Любовь эта по-детски чиста и невинна. Тем не менее однажды Ерстема вынуждают устыдиться своих чувств. Под влиянием нахлынувших на него переживаний, Ерстем пишет письмо Зузе, это письмо попадает к учителю, и вот мальчик сгорает от стыда, искренне считая свой поступок недостойным.
Началась война, и сложилось так, что Зуза вышла замуж за другого. Ерстем тоже женился, обзавелся детьми. Но он не может забыть ту веселую непоседу, которая так запала ему в сердце. Снова и снова задает он себе этот вопрос: «Почему мне суждено всю жизнь о ней думать? И вот что интересно. Никогда ни единым словом не перемолвились мы с ней о наших чувствах, но я берусь утверждать: все эти годы она помнит обо мне, и я тоже ей снился, и ей не суждено меня забыть. Все это я прочел по ее глазам. Пройдут годы, но чувство, родившееся в наших сердцах еще в далеком детстве, не умрет, долго еще будет согревать нас обоих» (Там же. -- С. 143).
Для повести «Бусинка» характерно то, что и здесь Х. Ашинов использует свою излюбленную деталь -- символ. В данном случае символом является сама ошъугурыз  --  бусинка, которая, как гласит народная примета, приносит счастье, если найти ее во время града. Ерстем нашел бусинку в детстве, впервые разговорившись с Зузой, и подарил ее девочке. Здесь бусинка символизирует начало, зарождение их чувства. Второй раз герой нашел бусинку в тот день, когда он повел свой рассказ. После этого он встретился с Зузой, теперь женой другого, матерью троих детей, и предпочел оставить бусинку у себя, а не дарить ее Зузе, понимая, что у их чувства нет будущего, все прошло, ничего не изменить и надо жить дальше. Так, обычная бусинка, вопреки примете, не принесла героям счастья, но стала спутницей их любви.
Повесть получила положительную оценку критики, литературоведы отметили ее лиричность и психологизм. Так, К. Шаззо пишет: «Светла и необыкновенно лирична «Ошъугурыз»( дословно «Падающая с неба, бусинка или жемчужина» ) -- повесть о драматической любви молодого художника. Она свидетельствует о сложившемся стиле писателя, остро и глубоко чувствующем проблемы времени, человеческую природу» (Шаззо К. Адыгейская советская литература на современном этапе (1957-1978 годы) // Вопросы истории адыгейской советской литературы. -- Майкоп, 1979. -- С. 150).
Х. Тлепцерше называет повесть «Бусинка» «самой яркой по наполнению, эмоциональной по открытости чувства, мягкой и задушевной по повествованию, стройной и «легкой» по композиции» (Тлепцерше Х. На пути к зрелости. -- Краснодар, 1991. -- С. 91-92).
Тему светлой юношеской любви продолжает в своем творчестве кабардинский писатель Адам Шогенцуков. Его повесть «Назову твоим именем»  --  яркий пример произведения о большой и искренней любви. Как и в «Бусинке», повествование ведется в приподнятой лирико-романтической тональности. А.Мусукаева, анализируя повесть, отмечает: «Признаком исторической художественности повести Ад. Шогенцукова служит точное изображение действий, поступков людей, их взаимоотношений. Именно это единство и сопряжение свойства и действия делает произведение реалистичным и художественным одновременно» (Мусукаева А. Жанровое (реалистическое) обогащение кабардинской повести // Вестник КБНИИ. -- 1972. -- Вып. 7. -- С. 225).
Анализ духовных исканий современника, его нравственные метания и становление его характера нашли свое отражение и в повести Х. Ашинова «Всадник переходит бурную реку». Это произведение писателя вызвало в критике противоречивые мнения по поводу его жанровой принадлежности. Основанием для этого послужила своеобразная путаница, связанная с выходом в свет оригинала и русского перевода. В 1965 году «Всадник переходит бурную реку» появляется на адыгейском языке в качестве повести, а в переводе на русский ( Московское издательство «Молодая гвардия») -- как роман. Перевод значительно отличался от оригинала -- сюжет оказался более усложненным, объем произведения увеличился за счет подробной обрисовки отдельных сцен, характеров, описания быта и нравов аульчан.
Р.Мамий, анализируя жанровую природу произведения, пишет: «В повести действительно социальный фон был настолько сужен, что характерам негде было развернуться. Но в романе сумел в личной драме, в изображении внутреннего мира Лаурсена поставить большие социальные и нравственные проблемы. Достигается это путем огромной концентрации событий...» (Мамий Р. Современный адыгейский роман. -- Тбилиси, 1974).
Х.Тлепцерше высказывает противоположную точку зрения: «...от того, что произведение несколько изменилось в объеме за счет описания аульских нравов, а также структурных перестановок -- обрело ли необходимую эпичность, романные очертания? Можно ли всерьез говорить об «огромной концентрации событий», якобы приведших повесть к роману? ...Исследование личной драмы лирического героя, пусть и находящегося в связи с окружающим его миром, так и не выводит повествование к романным берегам» (Тлепцерше Х. На пути к зрелости. -- Краснодар, 1991. -- С. 120-121).
К.Шаззо определяет жанр произведения как лироэпическую повесть: «... из раздумий Лаурсена, из его воспоминаний, как бы они ни были своевременными и широкими, не вытекает романного содержания, маленький лирический сюжет не вышел за пределы жизненного пути героя, имеющего свои ограниченные рамки, что не позволяет автору сделать широких социальных, психологических и эстетических обобщений, к которым должен прийти роман» (Шаззо К. По зову времени. -- Майкоп, 1973. -- С. 21).
Итак, «Всадник переходит бурную реку» -- это лирическая повесть с ярко выраженными эпическими чертами. И хотя повествование в ней ведется от лица автора, внутренний мир главного героя, его мысли, эмоции, сомнения раскрываются перед читателем так, словно исповедь ведет сам герой. Он -- молодой научный работник, только что закончивший аспирантуру и вернувшийся в родной аул поработать над диссертацией. С первых же страниц автор посвящает читателя в тему научных изысканий Лаурсе-на -- мужество и то, как его понимали и трактовали в старинных творениях народного фольклора наши предки. За основу своего исследования Лаурсен Коноков взял старинную легенду нартского эпоса о красавице Адыиф и на своем субъективном, заведомо ложном понимании сути легенды построил свою работу.
Лирический сюжет произведения усложняется тем, что в том же ауле живет бывшая жена Лаурсена -- Русиет Емгокова, с которой он разошелся три года назад, и именно этот разрыв послужил толчком к тому, что Лаурсен уехал в город и поступил в аспирантуру. Автор словно убеждает читателя в том, что молодой человек встал на этот путь не по призванию, а лишь для того, чтобы что-то доказать себе и окружающим.
Автор раскрывает суть конфликта между Лаурсеном и Русиет не сразу, а подходя к нему постепенно и периодически воссоздавая образ Русиет в беспокойной памяти Лаурсена. Писатель держит читателя в напряжении и подогревает его интерес к этой сюжетной линии, вплетая в лирическую ткань произведения образы аульчан, их реплики, сплетни и недомолвки. И вот наконец выясняется, что Лаурсен выгнал жену из дома за то, что она позволила себе пренебречь его мнением и ослушалась его. Русиет, как и сам Лаурсен была учительницей, он -- литератор, она -- историк. Лаурсен иногда писал статьи в местную газету, однако у него не хватало выдержки и умения заканчивать и редактировать их, за него всю «черновую» работу делала Русиет, причем преподносила свою помощь так тактично, что в глазах Лаурсена роль его жены в их совместном творческом процессе была довольно незначительна. Он не признавал соавторства Русиет и считал ее работу второстепенной, не понимая, как много она для него делает.
Но вот однажды в соседнем ауле произошел досадный случай -- родственник Лаурсена умыкнул девушку без ее на то согласия. Это возмутило Русиет, и она предложила мужу написать обличающую статью в газету. Лаурсен категорически отказался, но статья в газете появилась за подписью Русиет. Лаурсен не простил жене такой самостоятельности и, считая себя «истинным адыгом», решил, что самое лучшее будет -- расстаться. Так он выгнал жену из дома.
Работая над диссертацией, Лаурсен часто проводил параллель между собой и героем легенды, Храбрым нартом, который, по его мнению, отказавшись от живого света руки красавицы Адыиф, освещавшей ему дорогу, не отступил от своего слова и погиб, явив тем самым своим потомкам пример мужества и твердости. Лаурсен яростно осуждает Адыиф, которая, однажды прервав хвастливые речи Храброго нарта, осмелилась напомнить ему и о своей роли в подвигах мужа. В этой ситуации Лаурсен также напоминает Храброго нарта, и слова легенды можно в полной мере отождествить с его реакцией на поступок Русиет: «В словах жены услышал он, что она пожелала себе долю той славы, которая принадлежит ему» (Ашинов Х. Всадник переходит бурную реку. -- М., 1966. -- С. 41).
Такова начальная позиция Лаурсена в его понимании того, какой должна быть жена «настоящего адыга». Такое отношение к женщине не могло не отразиться и в его диссертации: «Меньше всего работой своей он обращался к женщинам» (Там же. -- С. 112). Однако постепенно, по мере того, как Лаурсен думает о своей жене, вспоминает то, как он был счастлив с Русиет, он начинает понимать, что любит ее по-прежнему.
Процессу изменения взглядов Лаурсена в большой мере способствовало мнение окружающих его людей, хотя он сам порой не желал признавать их правоту. Так, в качестве идейного оппонента Лаурсена в повести введен образ Борена Дзетля, младшего научного сотрудника научно-исследовательского института, приехавшего в аул для того, чтобы собрать и записать старинные песни и легенды на магнитофон. Трактовка легенды Бореном в корне отличается от точки зрения Лаурсена, и на этой почве между молодыми людьми постоянно вспыхивают споры и разногласия. Лаурсен считает, что «красавица Адыиф погубила Храброго нарта. Ее тщеславие, ее самонадеянность, ее нетерпение осуждены народом» (Там же. -- С. 114). На что Борен парирует: «... муж Адыиф погиб по собственной вине. Не великаны его погубили, а хвастовство и эгоизм» (Там же. -- С. 116). Разошлись мнения молодых ученых и во взглядах на суть мужества. Лаурсен принимает за мужество глупое упрямство Храброго нарта: «Храбрый нарт сказал: «Светить не надо!». И, сказав пусть только один раз, твердо держится своего слова, готов голову сложить за это. Настоящий мужчина-адыг издавна ведет себя так» (Там же. -- С. 115). Однако Борен видит мужество в другом и понимает его иначе: «... Адыиф требовала равноправия. Это была замечательная женщина -- 1000 лет назад своим умом дошла до требования равноправия. Вот где мужество! Вот что донес до нас народ через столетия...» (Там же. -- С. 117).
Категорически не соглашаясь с Бореном, Лаурсен к своему глубочайшему удивлению обнаруживает сходную позицию и в разговоре с дедом Шарабуком и его женой Хариет. Старики, как и Борен, сразу заявили, что легенды «О Храбром нарте» не существует: « Он имени даже не имеет. Есть легенда об Адыиф» (Там же. -- С. 208). Суть легенды мудрая старуха определила сразу: «А ты скажи, что лучше -- свет или тьма?» (Там же. -- С. 209). Но более всего удивило Лаурсена отношение старика к жене: то он с восторгом смотрит на нее, то с гордостью, то чуть ли не с восхищением. Такое отношение к женщине противоречило тому, что Лаурсен считал «истинным мужеством».
Так, постепенно, все чаще и чаще сталкиваясь с противоположными своему собственному мнениями, Лаурсен приходит к новому пониманию и самой легенды, и своей жизни. Его одолевают сомнения в правильности выбора жизненного пути: «Подумать только -- если б не развелся с женой, не видать бы ему аспирантуры, не писал бы теперь диссертацию... Может, было бы лучше, а?» (Там же. -- С. 129), в эффективности и социальной значимости его работы: «Спать не хотелось, но еще меньше хотелось ему нанизывать слова на скудную, никому не нужную идею» (Там же. -- С. 130). В душе Лаурсена зародилась даже нотка сомнения в такой абсолютной и бесспорной прежде правоте его научного руководителя, кандидата филологических наук Челемета Лагонтлукова: «Впервые за все эти годы Лаурсен позволил себе заметить бедность мысли и пустословие своего научного руководителя» (Там же. -- С. 118).  Замечание Лаурсена оказывается вполне закономерным, когда выясняется, что Челемет в своих научных рассуждениях исходит из такого принципа: «Язык ученого прежде всего должен отражать высокую эрудированность, должен быть насыщен терминологией, несущей комплексное понимание предмета. Иначе говоря: чем непонятней, тем лучше. Популярность роняет достоинство мужа истинно ученого» (Там же. -- С. 131).
И, как следствие всех этих разочарований, сомнений и исканий, начинает меняться взгляд Лаурсена на конфликт с женой, хотя в рассуждениях его по-прежнему фигурируют образы легенды: «Мужество Храброго нарта состояло в том, что он отказался от света своей жены. Однако признав, что без ее света перейти реку нельзя, он, возможно, оказался бы человеком более мужественным. Победить себя...» (Там же. -- С. 170-171).
На духовное перевоплощение Лаурсена оказали свое влияние не только отдельные люди, но и вся «аульская масса», которая так и предстает в отдельных фрагментах повести одним, единым целым. В самом начале, узнав о приезде Лаурсена, Челемета и Борена, аульчане готовятся встретить гостей, в каждом доме -- суета, хлопоты. Автор подчеркивает знаменитое адыгское гостеприимство: «Ведь право же, всем приятно, когда в ауле гости. Мелкие ссоры отходят на задний план, а то и совсем забываются. Гостям нет дела до ссор соседей и родственников. При гостях аульчане, безусловно, становятся добрее» (Там же. -- C. 5-6). Но машукаевцы -- жители изображаемого автором аула, отличаются не только своим гостеприимством. Когда они видят, что распавшаяся молодая семья готова вот- вот соединиться вновь, что Лаурсен и Русиет любят друг друга, но не хватает лишь толчка к примирению, аульчане принимают решение. И вот пошел по аулу загадочный «шум». Х. Ашинов очень красочно описывает это символическое явление: «Как вдруг в воздухе прошел удивительный, ни на что не похожий шелест. Звук приятный, умиротворяющий, не предвещающий ни грозы, ни бури. Происходит что-то гораздо более высокое и значительное. Вот в переборе камушков и общем шелесте стали слышны голоса, тихий смех, восторженные вскрики, нотки сомнения. Однако слов разобрать было невозможно, хотя общий накал с каждой минутой становился все более могучим, многозначительным, даже всеобъемлющим» (Там же. -- С. 171). Так ярко автор изображает общее настроение людей, решивших прийти на помощь молодым людям, помочь им исправить совершенные ошибки и восстановить прекрасную семью. В этом образе «чудесного шелеста» писатель отразил все волшебство единого порыва людских душ, готовых на доброе дело и направляющих свою энергию на его выполнение. И чудо случилось. Весь аул открыто заговорил о том, о чем говорить никогда не было принято не только на улице, но и в семье, с родными, -- все заговорили о любви. И, дочитывая повесть, читатель верит, что долгожданное примирение все-таки состоится, -- ведь Лаурсен нашел себя, нашел свое место в жизни.
Название повести глубоко символично: всадник, доскакавший до наших дней из древних времен, обвешанный спорными, зачастую заведомо ложными понятиями истинного мужества, истинного адыгства, переходит бурную реку, оставляя в ее мутных водах все то, что мешает ему жить и дышать полной грудью. Сам писатель признает то, что река в повести является своеобразным символом: « Вопрос только в том, что считать рекой? Условности? Традиции? Истинное адыгство? Мужество как мужскую гордость? Или вообще всякие трудности?» (Там же. -- С. 193).
Х.Ашинов психологически точно прослеживает процесс борьбы традиционных, но устаревших догм с прошедшими века непреложными истинами, происходящий в душе главного героя повести, Лаурсена Конокова. И, как подчеркивает Х.Тлепцерше, «... все же две мощные силы -- аульчане, чьей молвы он боялся, но которые оказались объективнее его, да любовь к Русиет -- перетянули чашу весов в характере героя, в его душе» (Тлепцерше Х. На пути к зрелости. -- Краснодар, 1991. -- С. 118).
Х. Ашинов продолжает исследовать характер ищущей, формирующейся личности молодого человека нового поколения в повести «Водяной орех» (1967). Используя не очень замысловатый сюжет и небольшое количество действующих лиц, автор пытается проанализировать сложный этап в жизни молодого человека, пытающегося найти себя и утвердиться в обществе.
Начинающий актер, Борэ Мартоков, только что окончивший престижный московский театральный вуз, отказавшись от работы в столице, вернулся в родной город, сгорая от желания выступать в местном театре и строя радужные планы по поводу своей творческой карьеры. Сразу же зарекомендовав себя с хорошей стороны, Борэ получил главную роль в новой пьесе и начал работу, отдавая всего себя творчеству и с удовольствием вживаясь в образ своего героя. Пьеса рассказывала о любви молодой замужней женщины, муж которой на фронте, к солдату. Главные герои сумели погасить в себе пламя любви, Луца осталась верна мужу, а Аскер -- своему долгу. Талантливый Борэ блестяще справился со своей ролью, и актерам удалось раскрыть в пьесе безмерную глубину человеческих чувств. Однако, их работа не понравилась высокопоставленному театральному критику. По мнению чиновника, советский солдат не имел права любить замужнюю женщину. Было решено изменить структуру пьесы и на первый план выдвинуть сатирическую линию. Руководство театра не могло не согласиться с этими переменами. Единственным человеком, который осмелился выступить против, был Борэ, однако, не найдя единодушной поддержки, он сорвался и ушел, не дождавшись конца обсуждения. Этот его поступок положил начало кривотолкам, и сплетники, которые есть в каждом коллективе, поспешили облить Борэ грязью, не преминув задеть и его личную жизнь. Не выдержав, молодой актер оставил родной город, театр, друзей и уехал в далекую Тюмень вслед за своей любимой девушкой.
По сути, повествование начинается с того момента, когда, открывшись перед случайным попутчиком, Борэ анализирует то, что с ним произошло. И вот здесь, в дороге, его начинают мучать сомнения, раздирать противоречия. Он то оправдывает свое бегство, то осуждает. С одной стороны, Борэ ненавистно угодничество директора театра и главного режиссера: «Нет, этому Борэ не учили в институте. Он должен прожить отпущенную ему жизнь честно, осмысленно, а не быть послушным исполнителем чужой воли...» (Ашинов Х. Водяной орех. -- М., 1970. -- С. 138). А с другой стороны, Борэ оправдывает свой поступок, опираясь на чисто практические интересы: «Зато не будешь трястись день и ночь в автобусах, не будешь простужаться в нетопленых клубах. Вовремя поешь, вовремя ляжешь спать... Не придется ломать голову над ролью, воспроизведением образа, не будешь, как помешанный, идя по улице, бормотать монологи...» (Там же. -- С. 154). Но ему самому противна эта обывательская точка зрения, и Борэ находит другой довод: «Никогда я не боялся трудностей, только бы меня зря не обижали, не могу терпеть несправедливости. Вот от нее-то я сбежал» (Там же. -- С. 155).
Однако мысли не дают герою покоя. Он вспоминает родной аул, родителей, город и понимает, что «адыг не должен покидать свою землю потому, что ведь не так уж много осталось на свете адыгов!» (Там же. -- С. 164). Вспомнились Борэ и его друзья по работе -- Шабан и Теучеж, отдавшие всю жизнь театру и ни разу не позволившие себе даже на минуту предать свою работу. Сравнив свое поведение с философией людей, живущих только ради собственной выгоды, ищущих «там, где легче», таких, как его незадачливые коллеги Чизмар, Маек и Муш, Борэ понял, что в этот момент он уподобляется им, и «сознание собственной вины вдруг заслонило в его душе все другие чувства» (Там же. -- С. 170).
Финал повести оптимистичен -- главный герой, пройдя через тяжелые нравственные испытания, осознает свои ошибки и возвращается в театр.
Повесть насыщена определениями таких культурных ценностей, как искусство и талант. Каждый герой оценивает их по-своему, и в этих определениях иногда проявляется духовный мир самого персонажа. Так, один из молодых актеров, Даур, сравнивает искусство с аштрамом -- водяным орехом с кожурой, утыканной острыми шипами, но с нежной и сладкой сердцевиной: «Кто однажды по дурости вступил на путь искусства, уже никогда не свернет с него» (Там же. -- С. 34), как и человек, однажды попробовавший мякоть аштрама, будет хотеть еще и еще.
Шабан сравнивает искусство с прекрасной женщиной, «которую не оставишь, пока она сама тебя не бросит» (Там же. -- С. 10).
По-разному понимают герои и право распоряжаться своим талантом. Так, самовлюбленный Маек считает, что «талант дан человеку богом, это его собственность, и он распоряжается им по своему усмотрению» (Там же. -- С. 113). Такая позиция возмущает Теучежа: «Талант, вложенный в тебя природой, принадлежит не тебе одному, а всему народу» (Там же. -- С. 114).
Немало ярких слов сказано в повести и о такой нравственной категории, как любовь: «Пусть говорят, что любовь -- это мука, пытка, все равно ничего на свете нет краше любви! Она согревает нашу жизнь, как солнце. В трудную минуту есть кому протянуть руку за помощью, есть кого ободрить, поддержать, если в этом будет нужда...» (Там же. -- С. 161).
Вообще, интимная линия в повествовании занимает довольно много места. Зарождение и развитие любви между двумя молодыми людьми развивает лирическую нить и сдерживает социальную направленность сюжета. Личные переживания героя порой заслоняют собой общественно-значимый конфликт между творческим подходом и стандартизацией в искусстве, однако эта деталь, на наш взгляд, делает произведение более достоверным, а главному герою придает черты живого, реального человека.
Критика в свое время отметила и достоинства, и недостатки повести Х. Ашинова «Водяной орех». Определяя жанр произведения, Х. Тлепцерше подчеркивает: «Драма лирического героя, ограниченная узкими рамками его внутренней жизни, драма, не вовлекшая в себя широкую общественность, и привела к известной ограниченности художественных потенций «Аштрама», замкнув их в рамки средней повествовательной структуры» (Тлепцерше Х. На пути к зрелости. -- Краснодар, 1991. -- С. 122).
К. Шаззо, отмечая ряд недостатков повести, говорит и о ее достоинствах: «Они (достоинства -- Ф. Х.) , в первую очередь, связаны со стремлением писателя освободиться от литературных канонов и штампов. Он вывел на литературную сцену нового, интеллектуального героя. И пусть не все удалось в нем Х. Ашинову, но писатель вторгся в сложные, глубинные пласты жизни» (Шаззо К. Аштрам  --  орешек-то крепкий // Адыгейская правда. -- 1968. -- 24 июля).
Что такое талант? Принадлежит ли он одному человеку или всем людям? Должен ли его обладатель бескорыстно дарить свой труд народу или нет ничего зазорного в том, чтобы брать плату за свое искусство? Эти и другие вопросы со всей отчетливостью встают и в повести Х. Ашинова «Сочинители песен». По проблематике эта повесть близка к повести «Водяной орех», где также рассматриваются вопросы корыстного и безвозмездного служения искусству.
Главный герой повести -- сочинитель песен Хату-неш отвечает на эти вопросы так: «Хорошим сочинителем считается тот, кто создает красивые и правдивые песни, такие, которые приносили бы пользу людям. Но если он сочиняет для тех, кто ему заплатил, как можно назвать такого человека хорошим сочинителем?» (Ашинов Х. Сочинители песен. -- М., 1985. -- С. 59). Хату-неш -- человек, проживший долгую честную жизнь, мудрый и всегда готовый поделиться своим искусством и опытом с другими. Некоторые его высказывания можно считать аксиомами житейской мудрости: «А ведь это большое счастье -- иметь возможность выполнять просьбы людей» (Там же. -- С. 24), «Правду всегда трудно говорить, но если у песни нет правдивой основы, она далеко не полетит» (Там же. -- С. 39), «Беден не тот, кто не имеет богатства, а тот, кто лишен разума» (Там же. -- С. 77).
Повесть Х. Ашинова «Сочинители песен» почти не была замечена критикой. Однако Х. Тлепцерше отметил: «В повестях «Поймавший молнию» и «Сочинители песен» появились ноты назидательности, открытая публицистичность. Движение от идеи, от философско-этической концепции добра и зла привело к схематической обрисовке героев, готовым решениям, и исторический, и жизненный фон в анализируемых повестях почти заменен авторским сообщением о нем» (Тлепцерше Х. На пути к зрелости. -- Краснодар, 1991. -- С. 148).
Другая повесть Х. Ашинова -- «Зафак, чудо-танец», как и «Всадник переходит бурную реку», вызвала в критике многочисленные споры по поводу различных подходов к оценке ее жанровой принадлежности. Здесь Х.Ашинов использует тот же прием художественного изображения окружающей действительности, который он применил в своих предыдущих повестях -- «Водяном орехе» и «Всаднике...», -- он пытается эпически отобразить реальность, социальные коллизии, происходящие в обществе через лирическое «я» главного героя, в данном случае, героини. В этом виден почерк талантливого предшественника Х. Ашинова -- А. Евтыха, выстроившего таким образом свои повести «Мой старший брат» и «Судьба одной женщины». Влияние же последней на структуру, сюжет и композицию «Зафака» очевидно. В рассматриваемой повести, как и у А. Евтыха, перед читателем предстает сильная духом и нравственно богатая женщина, прошедшая через суровые и многочисленные испытания, но сумевшая сохранить в себе способность любить людей и жизнь.
Юность Дариет -- главной героини «Зафака», проходит в предвоенные годы. Тогда же она знакомится с добрым работящим аульским парнем Чачаном и выходит за него замуж. Счастливая семейная жизнь этой чудесной пары оказывается недолгой -- она прерывается войной, неожиданно вошедшей в миллионы семей. Чачан уходит на войну, а Дариет остается с пятью детьми и живет одной надеждой дождаться мужа. Но не суждено Чачану вернуться домой с войны -- он погибает, и Дариет сама поднимает пятерых детей. Но эта женщина не жалеет ни о чем, ведь она прожила достойную жизнь, испытала и любовь, и счастье материнства, и радость мирного труда.
В повести «Зафак, чудо-танец» Х. Ашинов, оставаясь верным себе и своему стилю, рисует особенности жизни и быта адыгов, щедро вводит в повествование элементы национального. В этом произведении, как ни в каком другом, описаны практически все наиболее распространенные обычаи адыгов, сохранившие свое влияние и имеющие место в наши дни. Адыгские танцы, церемония выбора самой красивой девушки на свадьбе, обряд сватовства, увоза невесты из родительского дома, свадебные обычаи, обряды, связанные с рождением ребенка, традиционные взаимоотношения невестки с членами семьи мужа -- все эти и многие другие национальные элементы, сопровождавшие наших предков на протяжении всей их жизни и регламентировавшие ее, в полной мере отражены в повести Х.Ашинова, причем на примере судьбы одной героини.
В связи с этим, не могли остаться в стороне те исторически знаменательные события, которые происходили во всей стране: это и коллективизация, и страшные годы войны, и послевоенные голод и разруха. Однако, социальные коллизии и общественные потрясения не в полной мере отражены на судьбе Дариет, а соответственно, не нарушают лирического настроения повести. Да, Дариет знает, что в ауле создается колхоз, и что ее муж принимает активное участие в строительстве новой жизни, но события, происходящие в ауле, проходят как бы мимо нее. Дариет гораздо больше волнует ее семья и любовь Чачана. Такая установка писателя на отображение личной жизни главной героини не характерна для литературы тех лет, воспевавшей успехи страны и всего трудового народа в деле коллективизации; традиционно существовала догма о том, что каждая женщина забывала о личной жизни, жертвуя ею ради общего дела.
На протяжении рассказа о судьбе Дариет автор вводит в повествование целый ряд достоверно изображенных персонажей, расширяет временные рамки сюжета, освещает жизнь аула с дореволюционных лет и до наших дней.
В своей повести «Зафак, чудо-танец» Х. Ашинов попытался рассказать историю любви, пронесенной через целую эпоху. Как отмечает Е.Шибинская, «эта попытка привела к преобладанию иллюстративности и скороговорки над художественным изображением. Автор отказал ему в драматизме, что ослабило эстетическое решение образа главной героини» (Шибинская Е. // Вопросы истории адыгейской советской литературы.- Майкоп, 1980.- С. 162).
Х. Тлепцерше, разделяя мысль Р. Мамия о том, что оказалось невозможным «... раскрыться потенциальным возможностям романного начала, заложенного в повести» (Мамий Р. Современный адыгейский роман.- Тбилиси, 1974.- С. 132), приходит к выводу: «... «Зафак, чудо-танец» в жанровом отношении находится как бы на стыке повести и романа, своего рода повесть-роман с эпически-описательской композицией, в которой события стыкуются по методу свободного монтажа» (Тлепцерше Х. На пути к зрелости.- Краснодар, 1991.- С. 138).
Тему взаимодействия судьбы личности и эпохи Х. Ашинов раскрывает и в другом своем произведении -- в повести «Поймавший молнию». Однако, к художественному осмыслению и решению поставленных в произведении вопросов автор подходит уже с несколько иной стороны -- сюжет целиком основан на древней легенде, а структура повести построена по принципу «рассказ в рассказе».
Мудрый старик Зафес, услышав спор молодых пастухов о мужестве и об отношении к женщине, вспоминает красивую древнюю легенду об отважном охотнике Бзиюке, победившем молнию. Бзиюк, прославившийся на всю Адыгею своей ловкостью, смелостью и добротой, влюбился в красавицу Часу и посватался к ней. Девушка, которой парень тоже пришелся по душе, приняла его предложение с единственным условием -- боясь остаться вдовой, она потребовала, чтобы Бзиюк бросил охоту и занялся домашним хозяйством. Сгорая от любви к красавице, парень принял это условие, и молодые люди зажили дружно и счастливо, хотя воспоминания о заброшенном любимом деле не оставляли Бзиюка.
Охотник оставался верным своему слову до тех пор, пока в аул не пришла беда. Страшная молния стала сжигать дома, убивать людей, и Бзиюк, несмотря на протест жены, вышел с ней на поединок. Отважный герой сгорел, но его смерть спасла жителей аула от беды.
Типично «мужская» проблема нравственного противодействия категорий мужества и отношения к женщине встает в повести Х. Ашинова «Поймавший молнию» с такой же остротой, с какой они были поставлены в произведении того же Х. Ашинова «Всадник переходит бурную реку». Благодаря своей любви, Бзиюк понимает, что мужество состоит не только в умении охотиться и приносить богатую добычу: «Для того, чтобы создать счастливую семью, тоже нужно мужество. И чтобы вырастить храбрых, достойных сыновей, и чтобы честно прожить жизнь -- всюду нужно мужество. Мужество имеет много граней» (Ашинов Х. Зафак, чудо -- танец // Водяной орех. -- М., 1970. -- С. 113).
Однако глубокое заблуждение жены Бзиюка состояло в том, что она попыталась закрыть от мужа другую грань мужества -- любовь к людям, готовность всегда прийти им на помощь, защитить и уберечь в беде. Но Бзиюк понимал ее ошибку и не поддался на уговоры, несмотря на всю его любовь к жене: «Один не будешь счастлив, если все вокруг тебя в беде...» (Там же.- С. 164). Этой фразой автор заканчивает повесть, не возвращаясь более к самому рассказчику -- старому Зафесу и пастухам, собравшимся на пастбище Лагонаки. Как помнит читатель, старик начал рассказывать легенду, чтобы убедить спорщиков, и то, как отреагировали пастухи на его рассказ, осталось неизвестным -- в этом проявилась некоторая незавершенность сюжетной линии.
Х. Тлепцерше оценивает повесть так: «Прекрасные идеи, добротный конфликт, но художественное их решение оказалось несколько искусственным, писатель подчинился заранее сконструированной схеме, философско-этической идее. Отсюда умозрительность монологов героя, рационализм и сухость, не присущие прежним героям писателя» (Тлепцерше Х. На пути к зрелости. -- Краснодар, 1991. -- С. 148).
Другую историю любви Х. Ашинов рассказывает в своей повести «Калина», хотя здесь он обходится без привлечения фольклорного материала. Его герои -- реальные, современные молодые люди, но оказывается, что у них много общего с легендарными персонажами и их волнуют те же вопросы чести, дружбы и любви, которые народ поднимал в своих легендах несколько веков назад.
Сюжет повести, в отличие от других лирических произведений Х.Ашинова, довольно насыщен событиями, которые порой принимают неожиданный мелодраматический поворот. Добрый, скромный и работящий аульский парень, Малич, неожиданно для самого себя полюбил расчетливую и бессердечную Натус, которая, следуя советам своей матери, стала использовать бескорыстную любовь парня в собственных интересах. Малич ни в чем не мог отказать любимой девушке и, несмотря на предостережения друзей, превратился в ее « мальчика на побегушках». Холодная и безразличная Натус мучила и изводила парня до тех пор, пока не встретила материально обеспеченного Тагира и не дала ему слово. На этом терпение Малича истощилось, и он, потеряв голову от ярости и ревности, кинулся с ножом на бывшую невесту, обманувшую его... Парень попал в тюрьму, отсидел положенный срок и вышел оттуда уже взрослым мужчиной.
Герои повести прошли через суровые испытания, но чистое и светлое чувство Малича осталось неизменным. Да и Натус, в конце концов, поняла, что главное в человеке -- не материальная обеспеченность, а доброе сердце и открытая душа. Девушка во многом раскаялась и в финале повести завоевала, наконец, прощение Малича. Так они нашли друг друга и создали счастливую, крепкую семью.
Интересно само построение произведения -- повествование ведется от лица лучшего друга Малича, Тлегубжа, который очень переживает за товарища. Таким образом, рассказ оказывается сугубо субъективным -- рассказчик рассматривает героев повести со своей точки зрения, невольно навязывая свое мнение читателю, однако это не мешает последнему сделать свои собственные выводы относительно того или иного персонажа, поступка или события.
Кроме лирических красок, повесть пронизана такими проблемами, как предательство и дружба, холодная расчетливость и бескорыстие, безнравственность и порядочность. Автор с максимальной точностью обнажает чувства и взаимоотношения молодых героев повести, подводя своего читателя к выводам о том, какие ценности в этом мире истинны, а какие -- ложны.
Нить лирических впечатлений молодого героя можно с легкостью проследить и в повести Х. Ашинова «День приезда». Ее сюжет довольно прост. Молодой специалист, только что окончивший сельскохозяйственный институт, аспирант, приехал работать в отстающий колхоз. Здесь он столкнулся с тем, что руководство хозяйства и сами колхозники не всегда честны в работе: деньги за продажу неучтенных фруктов и овощей шли в их личный карман. Председатель окружил себя «ловкими» людьми и, кроме парторга, все были довольны сложившейся в колхозе ситуацией. Джанхот никак не мог разобраться в своем отношении к тем людям, с которыми он познакомился, и к тому, что происходит в ауле. На протяжении всего повествования молодой агроном пытается определить свою позицию, не бросаясь, сломя голову, на борьбу с «черной кассой», вопреки требованиям традиционного подхода в написании такого рода произведений «деревенской прозы». Таким образом, проблема «положительного героя», столь популярная в те годы, не встала с обычной остротой в данной повести. Автор рассматривает своего героя не с точки зрения его социальной значимости и «полезности», а с совершенно иной позиции -- он прослеживает процесс самоопределения Джанхота и становления его как личности.
Очень необычен язык повести. Эта своеобразность проявляется постоянных обращениях автора к читателю: писатель словно советуется с ним, спрашивает его мнение, выясняет его точку зрения. Этот диалог способствует созданию особой атмосферы доверия между автором и читателем, вводит последнего в мир, созданный художником, заставляет следить за ходом его мыслей. К примеру, описывая своего главного героя, Х.Ашинов спрашивает: «Он задумчивым, что ли, был?» или «Память, что ли, хорошая?» (Ашинов Х. День приезда // Деревья на ветру. -- М., 1966. -- С. 66) и так далее.
Редкое произведение Х. Ашинова обходится без интимной линии. Не стала исключением и повесть «День приезда», хотя наряду с эмоциональными переживаниями героя автор раскрывает и социальные коллизии, происходящие в колхозе. Любовь Джанхота к сестре председателя, Синур, не только не помогла ему разобраться в себе и в своих чувствах, но еще больше все осложнила. Х. Ашинов так и не сформулировал отношение молодого агронома к неполадкам в деятельности руководства, не привел эту сюжетную линию к финальному завершению, отметив лишь назревание конфликта между главным героем и председателем. Однако, благодаря авторскому умению тонко и психологически точно подмечать все грани характера главного героя, его мысли и чувства, у читателя остается уверенность, что Джанхот сумеет сделать правильный выбор.
Творчество Х. Ашинова открыло существенно новую страницу в адыгейской прозе. В большинстве своих лирических повестей писатель основное внимание акцентирует на раскрытии духовного мира человека, становлении его личности, творческих и нравственных исканиях современника, зачастую оставляя в стороне сюжетную линию произведения и отвлекаясь порой от реальных событий, конфликтов и судеб. Излюбленный прием писателя -- рассказ от первого лица, от лица самого героя, придающий повествованию форму лирической исповеди. Именно этот рассказ-монолог и помогает автору добиться полного раскрытия внутреннего мира своего героя.
В лирических повестях Х. Ашинова широко используется символика. Окружающая героев живая и неживая природа приобретает человеческие черты, обычные, ничем не примечательные предметы вдруг начинают чувствовать, переживать и сочувствовать героям. Благодаря мастерству писателя окружающий мир раскрывается перед читателем во всем своем многообразии, единстве и противоречивости, определяется место человека в нем, чему в немалой степени способствует и язык произведений, насыщенный тонким добрым юмором и подробнейшими деталями национальной жизни.
Вообще, приверженность Х. Ашинова национальным традициям -- одна из основных особенностей его творчества. Лирические повести писателя пронизаны национальным духом, культурой и историей адыгов, в каждой строке произведений слышится любовь автора к своему народу, преклонение перед его выдающимся прошлым и надежда на не менее достойное будущее.
Подводя итог анализу произведений замечательного адыгейского писателя Х. Ашинова, необходимо отметить, что он внес значительный вклад в развитие адыгейской литературы вообще и лирической повести в частности. Разнообразие тематики его произведений, их искренность и психологизм, реалистичность героев и приверженность автора национальной культуре -- все это продвинуло адыгейскую литературу далеко вперед, а лирическая проза стала заметным и характерным явлением в национальном литературном процессе тех лет.
Итак, благодаря творчеству таких замечательных писателей, как Аскер Евтых и Хазрет Ашинов в 50-е -- 60-е годы в произведениях адыгейской литературы заметно усилилось лирическое начало. Можно с полной уверенностью говорить об уже сформировавшемся к этому времени жанре адыгейской лирической повести, включившем в себя целый комплекс переживаний, ряд поэтических раздумий, связанных не с отдельным эпизодом или событием, а с частью биографии героя, порой со всей его жизнью. Оживление лирической прозы в эти годы было продиктовано самим временем, которое определило стиль этих произведений -- открытый, прямой диалог с читателем или откровенная исповедь главного героя. Те преимущества, которые привнесла в литературу новая лирическая струя, сосредоточившая в себе добрые традиции и новаторские жанровые формы, возвратили прозу к ее изначальному, древнему смыслу, к «prosus», что в переводе с латинского означает «вольный, свободный, движущийся прямо».